Актеры в силу своей профессии куда чаще простых людей сталкиваются с необъяснимыми явлениями, отчего можно понять их суеверие и особое внимание к приметам. Одну из таких историй припомнила Лариса Андреевна Латунная, уроженка Днепродзержинска, которая с конца 50-х до середины 80-х годов вместе с мужем играла на сцене Луганского областного русского драматического театра.

Осечка

 

То были времена, когда каждая постановка проходила строгую цензуру, а на репетициях часто присутствовал парторг, отслеживавший каждую реплику.

 

- Мы ставили «Овода», - рассказывает Лариса Латунная. – Спектакль был приурочен к 65-летию выхода в свет романа Этель Лилиан Войнич. Главную роль исполнял молодой и очень талантливый актер Гриша Банников, которому прочили большое будущее. Я играла его возлюбленную Джемму. Хотя мне на ту пору было уже тридцать, выглядела я значительно моложе, и мне всегда давали роли влюбленных. Между нами тогда даже промелькнула какая-то искра и чуть-чуть не переросла в любовь. И если бы не последующие события, которые отвлекли внимание от лирики, в моей семье могла бы возникнуть серьезная драма.

 

Интригующе улыбнувшись, Лариса Андреевна продолжает:

 

- Заканчивался спектакль сценой, когда взвод солдат должен расстрелять приговоренного к смерти бунтовщика. Репетиции прошли нормально, партийные боссы одобрили постановку, и состоялась премьера. Мы отыграли как положено. И вот – финальная сцена. Солдаты выстраиваются перед раздетым до пояса Оводом, слушают его пламенную речь, затем по команде поднимают ружья и стреляют мимо, не желая его убивать. Командир кричит на них, выхватывает пистолет и… по сценарию он должен самолично убить Овода. Офицер нажимает на курок – а в ответ тишина. У дяди Лени, рабочего сцены, который должен был в этот момент произвести выстрел за кулисами, произошла осечка. Чтобы спасти положение, офицер кричит: «Так умри же, гад!» и жмет на курок еще раз. И вновь тишина. Зрители с любопытством ждут, чем закончится сцена. Саранский, исполняющий роль офицера, чтобы потянуть время, поворачивает пистолет дулом к себе и дует в ствол, словно прочищая его, - и в этот момент раздается выстрел. Ему ничего не остается, как упасть, чтобы сохранить эффект достоверности. Растерянные таким поворотом дела солдаты уносят его за кулисы, а оставшегося без надзора Овода, ожидавшего и так и не получившего пули, один из актеров, опомнившись, «добивает» прикладом.

 

О необычном финале тут же стало известно в обкоме, и постановщика вызвали на ковер, потребовав объяснений столь вольного передела пьесы. Ему грозило увольнение и даже, если бы удалось доказать его злонамеренность и издевательство над революционным героем (а именно это ему могли приписать, расскажи он правду о двух осечках), то и заключение. Поэтому режиссер соврал, будто такой финал был запланирован и был предназначен для того, чтобы еще больше поднять авторитет Овода. Дескать, мало того, что солдаты отказались его расстреливать, так и командир после двух неудачных попыток осознал то, что собирался сделать, и покончил с собой.

 

- А зачем Овода прикладом-то? – строго вопросили партийцы. – Словно это не революционный борец, а свинья какая-то.

 

- Мы подумали, - на ходу сочинял режиссер, - что удар прикладом означает не смерть, а посвящение. И люди поймут. Как в рыцари посвящали раньше ударом копья или меча, так солдаты таким образом выразили свое восхищение казнимым и посвятили в свои герои.

 

- Это очень сложно, - вынес вердикт чиновник. – Надо бы упростить. А еще лучше – вернуться к классике. Вам никто не позволял ее править.

 

- Вернемся, - пообещал режиссер.

 

Послепремьерный показ состоялся на третий день, и на него явилась целая партийная делегация из восьми человек, занявшая первый ряд. Всё шло по плану, пока дело не дошло до развязки. И вот – финальная сцена. Произвести в нужный момент выстрел за кулисами взялся сам помощник режиссера. Офицер театрально жмет на курок своего бутафорского пистолета, помреж давит на спуск настоящего, заряженного холостыми патронами. И ничего. Офицер нажимает вторично, и вновь глухо. Чиновники в первом ряду застыли от напряжения. Помня об ошибке, офицер не стал на этот раз дуть в дуло, а заглянул в ствол правым глазом, словно проверяя, отчего заклинило механизм (боссы боссами, но положение надо было спасать), и тут грянул выстрел. Офицеру ничего не оставалось, как опять грохнуться на пол. Солдаты, дрожа от волнения, унесли его, оставив Овода без присмотра, раз добивать его нельзя.

 

После окончания спектакля – вновь разнос. На этот раз, как главреж ни оправдывался, его уволили, пообещав, что вслед за ним разгонят и весь состав. Его место временно занял режиссер из Москвы.

 

Ознакомившись с ситуацией, он решил сам руководить выстрелами, а для верности запасся двумя пистолетами. Финальной сцены ждали с замиранием души. В зале опять сидели партийные боссы, которым было любопытно, чем в конце концов закончится история.

 

Опять щелчок курка – и тишина. Повторный щелчок – глухо. У режиссера дал осечку один пистолет и другой, в отчаянии он вновь попытался пальнуть из них, и в конце концов, приложив руки к губам, громко крякнул, имитируя звук выстрела. Офицер в это время держал пистолет дулом вверх, и получилось, что он вновь не расстрелял Овода.

 

Попахивало скандалом. Никто не знал, что именно объяснял режиссер партийным чинам, только спектакль в конце концов сняли.

 

Корректор реальности

 

Вскоре после этого уволился и исполнитель роли Овода Гриша Банников. Он подался в Москву, где устроился в театр Сатиры, и несколько лет исправно трудился на его легендарных подмостках. А в середине 80-х неожиданно узнали, что он, бросив лицедействовать, записался в… экстрасенсы. Окончил какие-то курсы, съездил на Гималаи и стал практиковать.

 

В те времена это становилось модно. И денег приносило куда больше, чем актерская игра, пусть и в самых престижных театрах. В 90-е годы на сеанс к бывшему актеру приехала и Лариса Латунная. У нее разболелись ноги – последствия холодных сквозняков, которые всегда гуляют по сцене, и долгих стояний на ледяном полу. Муж к тому времени умер, а сама она после выхода на пенсию перебралась в Днепропетровск к детям и внукам. Бывшие парнетры по сцене созвонились, и состоялась встреча.

 

Во время этой встречи Гриша и рассказал, что происходило в те далекие годы во время постановки «Овода». Он понял это лишь тогда, когда стал обученным экстрасенсом. Сам дар предвидения и возможности влиять на реальность он ощутил в московском театре, где с его появлением то и дело стали происходить курьезные случаи. Однажды, как рассказал Григорий, он играл злого мага в сатирической пьесе начинающего автора. По ходу действия он должен был проклясть (разумеется, понарошку) одного визиря, запрещавшего магу заниматься его делами и выдворявшего чародея за пределы страны, но когда, гневно сверкнув глазами, Григорий произнес проклятие, на исполнителя роли визиря упала сорвавшаяся сверху балка с крепящимися к ней декорациями – тот совершенно случайно за мгновение до этого отступил в сторону. После чего с ним случился сердечный приступ, и ему надолго пришлось расстаться со сценой.

 

- Я слишком глубоко тогда вошел в роль, - пояснил Григорий Ларисе Андреевне, - и то, что говорилось по сценарию, стало исходить из глубины моей души. Своего сценического врага я проклял взаправду и этим чуть не убил.

 

-А в Харькове? – напомнила ему Лариса Андреевна. – Тоже колдовал?

 

- Никакого колдовства, - покачал головой Григорий. – Просто я так вошел в роль Овода, что всеми фибрами души противился расстрелу, пусть даже чисто сценическому, поэтому пушки за кулисами и молчали, а стреляли лишь тогда, когда пистолет в руках офицера не был направлен на меня. Подобные фокусы происходили неоднократно и на других подмостках, пока в конце концов я не понял, что, помимо актерского, обладаю и другим талантом – даром менять реальность. Со сцены после этого откровения пришлось уйти, чтобы невзначай не сеять зло.

 

Неизвестно, жалел он о том или нет, только ноги своей бывшей сценической возлюбленной вылечил за два приема.

 

 

Текст: Любовь Романчук

gorod.dp.ua