По адресу пр. Пелина, 13 находилось управление городского НКВД
Конец 1920-х – начало 1930-х годов ознаменовались для Страны Советов суровыми испытаниями. Попытка быстрыми темпами осуществить индустриализацию давала сбои, высокие плановые задания первой пятилетки не выполнялись.
Начатое одновременно строительство десятков гигантов промышленности не обеспечивалось ни финансовыми, ни материальными, ни кадровыми ресурсами, становилось долгостроями и негативно отражалось на благосостоянии населения.
И вместо исправления ошибок, поиска выхода из кризисной ситуации, началась «охота на ведьм». Карающий меч партии нашел сразу несколько высосанных из пальца контрреволюционных вредительских организаций. В Москве 25 ноября 1930 года открылся политический судебный процесс по делу «Вредительство в промышленности» или «Промпартии», на котором в числе подсудимых проходили видные деятели в области техники и планирования. Всем обвиняемым суд вынес смертный приговор, который потом был заменен длительным тюремным заключением.
Разве могла не существовать ячейка «Промпартии» в индустриальном Каменском? И ее, конечно, нашли. 28 декабря 1930 года начальник оперативного сектора Днепропетровского окружного отдела ГПУ обратился с «Меморандумом» к начальнику окружного отдела, в котором сообщил о раскрытии на заводе Дзержинского группы вредителей из среды ИТР высокого ранга, которые стремились сорвать реконструкцию ДГЗ, и просил дать санкцию на их арест.
«Благодаря принятым нами мерам, которые раскрывают преступно-уродливое положение капитального строительства, обнаружили, что целая группа руководящих специалистов ДГЗ и отдела капитального строительства ведет линию, которая позволяет прийти к выводу о наличии вредительства в реконструкции завода им. Дзержинского».
Эти оперативные разработки привели днепропетровских чекистов к необходимости открытия дела под названием «Реконструктор».
Среди высших руководителей Дзержинки, причастных к вредительской организации, следователь ГПУ назвал бывшего технического директора предприятия Ивана Бардина. Под его руководством вредительская группа разработала план реконструкции, наибольшим дефектом проекта оказалось отсутствие детализации работ, которая являлась бы указателем путей развития предприятия. К счастью для Бардина, в 1929 году он был направлен на строительство Кузнецкого металлургического комбината и арестован не был. Но, по мнению чекиста, будущий академик и Герой Социалистического Труда оставил на заводе выпестованную им широкую вредительскую организацию, которую необходимо ликвидировать. «Вредительская инженерно-техническая верхушка, – подводил научную базу оперативник, – по своей идеологии представляет собой группу лиц с явно контрреволюционными белогвардейскими взглядами.
Кроме того, некоторые вредители-руководители являются выходцами из враждебной нам капиталистической среды! Главный инженер по эксплуатации Кравцов происходит из буржуазной семьи, получил образование за границей, его родственники и сейчас живут в Бельгии и Франции. Он – племянник одного из крупных акционеров Ж.Шодуара. В среде технического персонала Кравцов высказался, что общественные организации, по его убеждению, только мешают работать». Уж не ленинскую партию он имел в виду?!
«Помощник главного инженера Колесник заявил, что задания устанавливаются такие, которые никогда не будут выполнены. Промфинплан составляли безответственные люди в завкоме и парткоме.
Главный металлург (непонятно, о ком идет речь, возможно, главный инженер Злотницкий – авт.): «Планы составляли люди безответственные. Они сами, чтобы оправдать свою дурость, будут искать виновных и найдут среди нас».
Разумеется, после таких разоблачений санкция не заставила себя ждать. По сфабрикованному делу «Реконструктор» в начале 1931 года производятся аресты технического директора ДГЗ Д.Злотницкого, его помощника по строительству А.Колесника, главного инженера УКС В.Котова, помощника главного инженера завода А.Голованенко, главного инженера по эксплуатации П.Кравцова, заведующего «Прокатстроем» Ф.Тхоржа. В дальнейшем к ним присоединили начальника силового цеха Т.Смейкала и сметчика К.Пославского.
Далее – обычная практика чекистов – требование признания в преступлениях, которые человек не совершал. В случае сопротивления – брань, угрозы, содержание в холодном карцере, лишение сна, пытки.
В результате на стол следователей ложатся «чистосердечные признания», на основании которых создаются обвинительные заключения. Все готово для шумного судебного фарса. 10 апреля 1931 года тройка ГПУ определила Злотницкому, Колеснику, Котову, Кравцову, Тхоржу, Смейкалу по 10 лет лагерей, Пославскому – 5 лет (приговор в отношении Голованенко остается неизвестным). Причем, очевидно, по примеру московских товарищей, подсудимый Теодор Смейкал первоначальным вердиктом был осужден к расстрелу, а позже высшую меру заменили десятью годами концлагеря.
Далее вступала в действие бесчеловечная партийно-советская тактика. Осужденных инженеров довольно быстро выпускали из лагерей и направляли на работу по специальности. Но это не означало настоящей свободы. Их, так сказать, держали на коротком поводке, за который постоянно дергали. Как это осуществлялось на практике, рассказал в письме на имя Г.Маленкова, тогдашнего председателя Совета Министров СССР, бывший главный инженер УКС ДГЗ Владимир Иванович Котов.
Председателю Совета Министров СССР
Г.М.Маленкову
от сосланного Котова В.И.
Я был арестован в феврале 1931 года якобы за участие в контрреволюционной организации. Допросы состояли в непрерывных требованиях признания в контрреволюционной организации, сопровождаясь нецензурной бранью, угрозами, карцером и другими наказаниями. Первый допрос продолжался 68 часов, причем почти все время меня под угрозой револьвера заставляли стоять около стенки. Ночью следователи спали, вместо них появлялся красноармеец, который, угрожая револьвером, также заставлял меня стоять около стенки. На третьи сутки начальник следственной части предъявил «чистосердечные показания» других заключенных.
Понимая, что все равно буду оговоренный, что я не в силах выдержать долгих бессонных ночей, ноги уже опухли, что я не раз буду избит в камере пьяным конвоем, я написал под диктовку следователя «чистосердечное признание», описав свои вредительские действия.
Никакого судопроизводства в моем деле не было. От Особого совещания я получил 10 лет концлагерей. Изоляция продолжалась пять месяцев, из которых два месяца я руководил восстановлением доменной печи в Мариуполе. Потом меня освободили и назначили главным инженером завода.
В 1937 году НКВД привлек меня к ответственности за «контрреволюционную агитацию» – получил пятилетнюю ссылку в Чкаловской области. В 1941 году по тому же обвинению – пять лет. В 1948 году меня арестовали в г. Рустави (Грузия) и отправили в ссылку.
Прошу ознакомиться с моим делом, признать все решения следственной власти неверными и все решения отменить.
В.КОТОВ, 8 августа 1954 года.
Многие инженеры, проходившие по делу «Промпартии», считали, что истинная причина их ареста – необходимость индустриализации просторов Урала, Сибири и Дальнего Востока, куда технические специалисты не соглашались добровольно выезжать. Вот как сложилась судьба начальника силового цеха Т.Ф.Смейкала, который проходил по делу вредительства на Каменском заводе.
Его предшественника на посту начальника, Иосифа Свидерского, репрессировали по «Шахтинскому делу». После года концлагеря Теодор Смейкал попал без права выезда на металлургический завод в уральский городок Лысьва, находящийся в двухстах километрах на восток от Перми. Популярность и славу Лысьвенскому заводу принесло в будущем изготовление стальных шлемов, больше известных, как солдатская каска. Во время Великой Отечественной войны предприятие было единственным в стране изготовителем касок для фронта.
В ссылке Теодор Смейкал работал по специальности – мастером парокотельного цеха. В 1932 году из Каменского к нему переехали жена и дети. В 1933 году лысьвенцы одержали победу во всесоюзном соревновании сталеплавильных цехов. Несомненно, что в этом успехе присутствует и частица труда заключенного Теодора Францевича Смейкала. Он не дожил до своего освобождения, умерев в далекой Лысьве в 1937 году.
Расправы над инженерно-техническим персоналом Дзержинки не только трагически отразилась на жизни высококвалифицированных специалистов, но и принесли непоправимый вред самому предприятию. После приговоров по «Шахтинскому делу» и делу «Реконструктор» директор завода И.Манаенков в июле 1931 года обратился в правление треста «Юго-Сталь» с письмом. В нем Иосиф Петрович категорично настаивал, что аресты специалистов чрезвычайно негативно сказываются на производстве, и просил принять меры по прекращению такой практики.
Откуда он мог знать, что самое ужасное время ожидает Дзержинку и его самого впереди?
Текст: А.Слоневский, член Национального общества краеведов Украины
Источник: www.dmkd.dp.ua
